syringe
перхоть - это пыльца людей.
вторник, 08 июля 2008
syringe
1_рыльце росянки
поцелуи. мы в венеции.
звон бокалов, вино, кокаин.
кто знает что за яд между нами, кто знает чем рассудок тешится, колокольному звону-ли раненые сердца в унисон?
карета без лошадей - её ветра несут. лодку без вёсел тащит за собой смерть-утопленница. когда король мёртв, указы издаёт ночь.
водяная лилия распускается на поверхности чёрного колодца,
поцелуи в венеции, где ты смерть моя столицая? монетки на глазах, бросок кости вместо судьбы - сколько дорог в наших жилах? вечно тонуть в наших глазах, во сне луной улыбаешься... мне. карта пуста - нарисуешь? у нас целая вечность на то чтобы провалиться сквозь землю, пара веков на любовь и безвремие на то чтобы взлететь. карета по ветрам сквозь зеркала и окна, сквозь двери и арки. к небу? в ад? нахуй?
2_пыльца лемура
как чародей целует маску? с любовью ли его губы или фальшью налиты? плод фарфора - куколка пустоты. сплочёные сумерки - ночь, а не бабочка. та самая, мы не променяли её ни на что больше. ты днём и смотришь на солнце потом на меня я лучше. рано темнеет - хочу чтобы навсегда. а строчки всё более сбивчивые, дыхание такое тяжёлое, серебро мутнеет, чёрная вьюга вьёт гнезда меж деревьев, меж слов, меж кривых да тонких пальцев. с утра выжжено-выпито-потрескалось. всё. вянут губы, вянут глаза, гниют сердца. запахи прямо как в детстве, я всей грудью грязную вату грозовых облаков в себя вдохну. ты боялась рассвета? я смял его и выкинул. к чёрту. к чёрту. к чёрту.
дождь омыл зеркала, наши лица ещё лучше - я больше не хочу ничего знать. ты говоришь - "давай всё будет красиво" а в жертвенном костре догорают книги. их бормотание пыталось внушить что есть что-то помимо. помимо нас, помимо красоты. рукописи горят - вот всё что нужно знать глупцам, что зиждятся над грязным бельём давно уже не актуальных истин. бог - я кажется с ним спал. свет - у меня люстра перегорела. вера - почти каждый день. внутривенно.
поцелуи. мы в венеции.
звон бокалов, вино, кокаин.
кто знает что за яд между нами, кто знает чем рассудок тешится, колокольному звону-ли раненые сердца в унисон?
карета без лошадей - её ветра несут. лодку без вёсел тащит за собой смерть-утопленница. когда король мёртв, указы издаёт ночь.
водяная лилия распускается на поверхности чёрного колодца,
поцелуи в венеции, где ты смерть моя столицая? монетки на глазах, бросок кости вместо судьбы - сколько дорог в наших жилах? вечно тонуть в наших глазах, во сне луной улыбаешься... мне. карта пуста - нарисуешь? у нас целая вечность на то чтобы провалиться сквозь землю, пара веков на любовь и безвремие на то чтобы взлететь. карета по ветрам сквозь зеркала и окна, сквозь двери и арки. к небу? в ад? нахуй?
2_пыльца лемура
как чародей целует маску? с любовью ли его губы или фальшью налиты? плод фарфора - куколка пустоты. сплочёные сумерки - ночь, а не бабочка. та самая, мы не променяли её ни на что больше. ты днём и смотришь на солнце потом на меня я лучше. рано темнеет - хочу чтобы навсегда. а строчки всё более сбивчивые, дыхание такое тяжёлое, серебро мутнеет, чёрная вьюга вьёт гнезда меж деревьев, меж слов, меж кривых да тонких пальцев. с утра выжжено-выпито-потрескалось. всё. вянут губы, вянут глаза, гниют сердца. запахи прямо как в детстве, я всей грудью грязную вату грозовых облаков в себя вдохну. ты боялась рассвета? я смял его и выкинул. к чёрту. к чёрту. к чёрту.
дождь омыл зеркала, наши лица ещё лучше - я больше не хочу ничего знать. ты говоришь - "давай всё будет красиво" а в жертвенном костре догорают книги. их бормотание пыталось внушить что есть что-то помимо. помимо нас, помимо красоты. рукописи горят - вот всё что нужно знать глупцам, что зиждятся над грязным бельём давно уже не актуальных истин. бог - я кажется с ним спал. свет - у меня люстра перегорела. вера - почти каждый день. внутривенно.
syringe
не верю в добрых женщин, добрых богов и добрых роботов.
воскресенье, 06 июля 2008
syringe
если всё иначе да не так
я бы волосы красила в свой цвет
обращала злые истины в пустяк
на вопросы не давала бы ответ
если всё было бы иначе
то и пальцы твои некрасивы
в саду заместо алых роз
фиолетом наливаются сливы
если всё иначе да не так
отворив бы с утра все оконца
в тонком платье я бы вышла на крыльцо
бледну кожу подставляла б красну солнцу
опьяненный вином, посмотри
как меняются чаши на иглы
коль другой была б снаружи и внутри
позабыты были бы эти игры
околдованный духами оближи
мои губы словно глубину цветка
свою душу как картину покажи
мне, которой даже вечность коротка
если всё как есть
словно я неизменная
если я как подёнка нетленна
если в песне все слова навека
то красива будет каждая рука
то навечно будет каждая рука.
я бы волосы красила в свой цвет
обращала злые истины в пустяк
на вопросы не давала бы ответ
если всё было бы иначе
то и пальцы твои некрасивы
в саду заместо алых роз
фиолетом наливаются сливы
если всё иначе да не так
отворив бы с утра все оконца
в тонком платье я бы вышла на крыльцо
бледну кожу подставляла б красну солнцу
опьяненный вином, посмотри
как меняются чаши на иглы
коль другой была б снаружи и внутри
позабыты были бы эти игры
околдованный духами оближи
мои губы словно глубину цветка
свою душу как картину покажи
мне, которой даже вечность коротка
если всё как есть
словно я неизменная
если я как подёнка нетленна
если в песне все слова навека
то красива будет каждая рука
то навечно будет каждая рука.
пятница, 04 июля 2008
syringe
ты так легко подкупила меня своей изворотливостью,
но что мне нужно кроме твоего тела?
но что мне нужно кроме твоего тела?
среда, 02 июля 2008
syringe
вы крысы или мыши
скажите "сыр" чуме
но только тьмы портреты
получатся во тьме
скажите "сыр" чуме
но только тьмы портреты
получатся во тьме
syringe
-"мне кажется что я вижу фей"
так сказал мне ребёнок.
я не отвечу отказом, я не взрослая. я скажу ему - "да"
и этим обрекаю. он теперь лучше всех, но ему будет гораздо тяжелее чем всем тем, кому отличные от меня сказали - "нет"
и самое главное, неважно кто это был - феи, демоны, ангелы или души умерших. либо мир цел, либо они сжирают его своими сказками, искажают шуршанием крыл, лишают однажды околдованного всех прав на жизнь.
они дали мне больше - свою истину, свою любовь, постоянство изменчивости и красоту не свойственную людям. честно - я не знаю как выглядит мир,
потому-что мои глаза видят, словно их глаза. мальчик, который получил в подарок моё "да", скорее всего никогда не вырастет. скорее всего никогда не встретит ту, что предназначена ему. вместо неё будет другая - против всех правил, с ломаным рассудком, красоты невиданной и отвратительной человеку. поэтому я - такая же, целую мальчика в лоб, чтобы он уже был знаком с Такими губами. пройдёт много лет - феи исчезнут. зато появятся девочки из класса, соседки и дочки маминых подружек. на них взрослые только жалуются, ни грамма похвалы, зато столько грамм в венах, столько сантиметров ногтей и ресниц, столько синтетических узоров невероятной красоты - нездешняя, зеркальная любовь, театральные жесты и кислотные слёзы. я дарю сцену, я открываю занавес, "бешеный мир заключённый в один поцелуй", отпечаток губ вечен - печать зла, сигилла договора. уже слышу шелестение незримых крыл, уже вижу блеск глаз, только блик. уже знаю - нити судьбы рвутся, словно при смерти.
мне кажется я вижу фей, своими длинными ночами, длинными, словно их ресницы и ногти. мне кажется это звон их голосов, мне кажется это шелест их крыл, мне кажется это блеск их глаз. бокалы, бубенчики, всё что было теряется в жертвенном вине. музыка ветра, колокола, звон разбитого стекла. ртуть, отражение, шахматы - я с тобой на ты, потому-что невидимое око уже растекается по всему лицу синевой неорганического света, въедаясь до черноты.
так мы узнаём друг-друга. когда наши глаза уже изменились - всё видно, даже незримые телеса, даже звёздный шёлк, даже вода луны и волосы голоса.
мне кажется я вижу тебя, но нет, пока только чувствую. ах, кажется мы открыли нужные двери. кажется мы нашли любовь в Пустоте, кажется мы поцеловали друг-друга сквозь черту зеркал.
так сказал мне ребёнок.
я не отвечу отказом, я не взрослая. я скажу ему - "да"
и этим обрекаю. он теперь лучше всех, но ему будет гораздо тяжелее чем всем тем, кому отличные от меня сказали - "нет"
и самое главное, неважно кто это был - феи, демоны, ангелы или души умерших. либо мир цел, либо они сжирают его своими сказками, искажают шуршанием крыл, лишают однажды околдованного всех прав на жизнь.
они дали мне больше - свою истину, свою любовь, постоянство изменчивости и красоту не свойственную людям. честно - я не знаю как выглядит мир,
потому-что мои глаза видят, словно их глаза. мальчик, который получил в подарок моё "да", скорее всего никогда не вырастет. скорее всего никогда не встретит ту, что предназначена ему. вместо неё будет другая - против всех правил, с ломаным рассудком, красоты невиданной и отвратительной человеку. поэтому я - такая же, целую мальчика в лоб, чтобы он уже был знаком с Такими губами. пройдёт много лет - феи исчезнут. зато появятся девочки из класса, соседки и дочки маминых подружек. на них взрослые только жалуются, ни грамма похвалы, зато столько грамм в венах, столько сантиметров ногтей и ресниц, столько синтетических узоров невероятной красоты - нездешняя, зеркальная любовь, театральные жесты и кислотные слёзы. я дарю сцену, я открываю занавес, "бешеный мир заключённый в один поцелуй", отпечаток губ вечен - печать зла, сигилла договора. уже слышу шелестение незримых крыл, уже вижу блеск глаз, только блик. уже знаю - нити судьбы рвутся, словно при смерти.
мне кажется я вижу фей, своими длинными ночами, длинными, словно их ресницы и ногти. мне кажется это звон их голосов, мне кажется это шелест их крыл, мне кажется это блеск их глаз. бокалы, бубенчики, всё что было теряется в жертвенном вине. музыка ветра, колокола, звон разбитого стекла. ртуть, отражение, шахматы - я с тобой на ты, потому-что невидимое око уже растекается по всему лицу синевой неорганического света, въедаясь до черноты.
так мы узнаём друг-друга. когда наши глаза уже изменились - всё видно, даже незримые телеса, даже звёздный шёлк, даже вода луны и волосы голоса.
мне кажется я вижу тебя, но нет, пока только чувствую. ах, кажется мы открыли нужные двери. кажется мы нашли любовь в Пустоте, кажется мы поцеловали друг-друга сквозь черту зеркал.
вторник, 01 июля 2008
syringe
когда он открыл рот, в него влетело множество новых идей...
ему было немножко грустно, ведь кто-то другой недавно воплотил парочку старых. ничего страшного - он конечно любит ретро, но sci-fi гораздо роднее.
весёлая пора весенняя - звёздный свет стекленеет. как тебя зовут, девочка? Осенью мама Смерть назвала.
песочница времени миров. куличик из Универсума, водка Абсолют. на двери табличка - Бог. и больше нету ничего важного, окромя того что девочка задержалась. Мама звонкой тишиной зовёт домой.
но я не приду - мне не пора. я убиваю Смерть зеркалом, чтобы назначить ещё мириады встреч.
мир разбирается и его девочки всё больше похожи, то на насекомых, то на машины для убийства:
жена-пистолет, дочь-гильотина, сестра-виселица.
suicidaria-x. спрашивайте у вопрошающих, и да ответят ответчики.
суд - шатёр театра. луна плачет, прощай. смерть меня запятнала - теперь я Смерть.
ему было немножко грустно, ведь кто-то другой недавно воплотил парочку старых. ничего страшного - он конечно любит ретро, но sci-fi гораздо роднее.
весёлая пора весенняя - звёздный свет стекленеет. как тебя зовут, девочка? Осенью мама Смерть назвала.
песочница времени миров. куличик из Универсума, водка Абсолют. на двери табличка - Бог. и больше нету ничего важного, окромя того что девочка задержалась. Мама звонкой тишиной зовёт домой.
но я не приду - мне не пора. я убиваю Смерть зеркалом, чтобы назначить ещё мириады встреч.
мир разбирается и его девочки всё больше похожи, то на насекомых, то на машины для убийства:
жена-пистолет, дочь-гильотина, сестра-виселица.
suicidaria-x. спрашивайте у вопрошающих, и да ответят ответчики.
суд - шатёр театра. луна плачет, прощай. смерть меня запятнала - теперь я Смерть.
syringe
пока мир распадается на калейдоскопы воприятий, я учусь быть всеми этими которыми меня представляют.
иногда есть стойкое желание прекратить общение с людьми, восприятие которых меня не устраивает. или терпеть невыносимых людей, которые уж очень вкусно меня воспринимают.
иногда есть стойкое желание прекратить общение с людьми, восприятие которых меня не устраивает. или терпеть невыносимых людей, которые уж очень вкусно меня воспринимают.
syringe
ars moriendi
утро. 1974.
лучи солнца излишне жёлтые.
семья которая никогда не подмечала своего родства,
разбрелась по просторному участку.
беседка сверкает белым,
украшая усадьбу. в беседке два ребёнка - девочка и мальчик
девочка одета в белое платье,
а мальчик, словно взрослый - в костюм.
они громко разговаривают, а потом затихают. мальчик подходит к девочке и поднимает подол её платья. девочка спускает трусы.
родители внутри дома, с гордостью смотрят из окна.
они уже устали гулять
и теперь пьют вино.
смотрят на игры детей,
а потом ложатся на старую одноместную кровать.
день. 1975.
девочка снова разбила китайскую вазу.
она не любит их... делает всё специально, чтобы в доме больше не было ваз.
родители вызывают обоих детей - признаётся старший.
его никогда не наказывают, а сестра смотрит в его сторону с нескрываемым восторгом.
несколькими минутами позже сестра платит ему за услугу. стоит совсем без одежды,
прямо напротив, гладит там где он покажет.
родители улыбаются, расхаживая по длинному корридору, освещаемому белыми лучами солнца.
что-то происходит каждый день, но это уже неважно. потому-что Смерть была рядом с ними всегда.
вечер. 1976.
Садовник совокупляется с молодой женщиной в оранжерее.
больше эту женщину никто не видел,
но мальчик подсмотрел всё самое главное.
вечером он просит сестру спустить трусы и наклониться, опираясь на стену.
сестре первый раз больно,
но она простит это брату. может за какое-то одолжение, может просто-так, потому-что уже научилась прощать.
сумерки. 1988.
в роддоме полным полно призраков.
никто уже не помнит о чудесных детях - последних аристократах, ушедших в историю вместе с их неутолимой похотью.
в роддоме ходят странные люди - сомнамбулы.
в этот вечер никто не родился,
однако свидетельство о рождении будет.
в этот вечер больная супружеская пара подпишет договор,
который поможет им сделать всё правильно.
иногда у людей появляются дети. которых они не в силах удержать. кто-то говорит что они - дети Дьявола,
кто-то называет их детьми "от Бога"
обе версии в равной степени верны,
но между ними не хватает связи.
в роддоме полным полно призраков,
и слишком мало мяса, для того чтобы мальчик и девочка были вместе с самого начала.
им придётся пройти множество испытаний,
в которых так легко забыть о предназначении.
но безусловно только одно - они уже взялись за руки,
сохранив изначальную чистоту своей связи.
вечер. 1978.
- "ещё немного морфия"
говорит худосочная сестра.
брат берёт её в полусне,
истощённый,
но обратной крайностью. он вообще не спит,
вместо этого видит сны наяву. страшные сны, которые искажают всё то что он любит и ценит.
когда он входит в сестру,
её тело подминается влажной ямой
и уносит брата в темноту, в скрежетание хелицер
и заматывает лентами плоти
под странную, торжественную музыку из костей.
вне времени.
- "Кошка снова разбила аквариум"
громогласная игла голоса расщепила застоявшийся воздух квартиры на Добролюбова.
- "ей не нравится рыба"
ответил мягкий и спокойный голос лжеца. он врал даже теперь,
когда времени не было, а была только истина.
- "Животное хочет любви, оно поддалось на эти детские сказки. брат, нам придётся снова запустить колесо,
чтобы развеять этот позорный миф раз и навсегда!"
острый голос всегда выражал лишь гнев и раздражение. сестра говорила лишь правду, и от её тяжести впала в непрекращающееся безумие.
осколки зеркал и стекла. вода растекается по пыльному полу.
музыка из сломанного кассетника путала слова и рифмы. теперь было непонятно - Рим, Греция или Польша родили кривые, зажёванные мотивы.
это была единственная песня. её ненавидел Лжец, она приелась одуревшей от истины сестре.
пушистая кошка пробежала по столику, свернула пару сервизных чашечек
и совершила стремительный прыжок в сторону задыхающейся рыбы...
то-ли брызги воды, то-ли настоящие слёзы намочили шерсть вокруг глаз животного. Лжец никогда не прощал отсутствие контроля,
а его сестре оставалось лишь глумиться над глупостью. наступал первый час. Сказочник по приказу хозяина, завёл Золотой Будильник.
Пасхальный кролик и его спутницы - винтажные мотылихи, тащили огромное шахматное поле,
на котором вперемешку стояли люди, демоны, боги и уродливые циркачи.
ночь. 1995.
мальчик видел картины страны. мальчик видел парад. мальчика тошнит.
когда-то давно он видел хорошую технику,
например маленькие переносные телефоны - теперь же всё снова нелепое и большое.
во сне мальчик слышал тонкий голос. голос как игла по ушам.
и был второй - громкий и широкий. низкий как колокола. он показался мальчику досадно грубым. таким грубым, что грубил одним своим существованием.
тонкий голос казался обиженным. мальчик проснулся и решил что это был кошмар,
хотя ничего кошмарного конечно-же не было.
мальчик играл с игрушками и людьми. когда время перепуталось, было много времени чтобы играть
и танцевать в бесполом теле
над асфальтом
будучи обвитым струями бабочек.
мальчик и его придуманный друг,
мечтают об игре про детей
живущих в конце света.
сейчас эта игра уже вышла,
в неё играют другие дети
и повзрослевший, мёртвый мальчик.
так, на обрыве памяти, кончилась эта ночь - в комнате, где в углу лежит говорящий, мясной мяч
где телевизор показывает мужчин снимающих трусы,
где маленький мальчик ругается неизвестным матом, вычитанным из комикса,
где поются похоронные песенки в честь потерянного чёрно-зелёного карандашика,
а плюшевая розовая собачка запрещает мастурбировать.
всё равно кончив
от трения о простыню,
мальчик впервые представляет девочку с короткими чёрными волосами.
дальше он в полусне рассказывает про сериал о голых женщинах и вырубается окончательно.
сны тяжёлые - про американские горки во тьме. мальчик едет со своей тощей одноклассницей. у неё огромные очки в роговой оправе.
скоро утро.
вне времени.
Лжец и его сестра на кровати. одеяло с чёрно-красным узором который постепенно меняется.
рука сестры в области паха партнёра,
на лице Лжеца белая маска с длинным, птичьим клювом.
рука в тонкой, шёлковой перчатке крепко держит руку девочки,
брат не хочет чтобы она её убирала.
- "Кошка ушла Торговать"
говорит голос-игла.
тем временем шахматное поле шевелится и превращается в спираль,
засасывая внутрь центра
бородатого атлета. в жизни он - простой неудачник с расстройством психики. Лжецу очень хотелось чтобы он таковым и остался,
поэтому его больше нет в вечности.
- "Кошка продаст себя и эту квартиру"
Лжец сжимает руку сестры
и начинает поступательные движения бёдрами.
маска искажает тяжёлое дыхание до телевизионного шипения.
- "квартиру покупаем мы, а само животное отправляется на косметическую кремацию"
сказка.
тени прошедших витрин раздирают поверхность озера воздуха. прохожие тенями стелятся по заасфальтированной Богами земле.
- "не смотри туда"
говорит мой молчаливый спутник,
указывая на золотой фонтан установленный посреди выдолбленной в жерле вулкана площади.
камни, камни, камни, золотой песок, золотые глыбы, золотые рыбы в золотых всплесках и ровная золотая поверхность.
брызги выделяют свет - рай для фей.
я не смотрю, но вижу - сквозь тубы фонтана вдетые одна в другую, дрейфуют полые пузыри наполненные серебристыми и разноцветными пентаклями.
выделив нужный я показываю его Спутнику - витающему неровно-круглому глазу с синей радужкой и белком из слоновой кости.
- "да"
отвечает Глаз
и я запускаю пентакль крутиться над площадью, заставляю его быть заметным для всех Игроков собравшихся попить из фонтана.
дело в том что это и есть Планета Земля,
только вот сходящиеся к верху кольца Сатурна, заставляют низкоуровневых забыть об этом - а значит не видеть всего. корридоры немыслимых просторов рукотворных городов уходят глубоко внутрь фрактальных поверхностей. нам - Богам, всё равно что творят люди, пока они не начинают творить то же самое что и мы - а значит вспоминают о своём божьем предназначении.
вдутые в мир, глупые и слабые, Новые Боги дрейфуют по поверхностям Золотого озера, распугивая блужданиями и криками деловито собирающих Золотой Свет, фей.
страха нет - он есть лишь в союзе с Тенью,
из которой вышел мой Спутник. Тень порождает Время,
но без времени нет нашей Власти, так как она - исход человеческой слепоты
Глаза и Циферблаты были смещены друг-другом на каждом отрезке времени. при этом браки заключённые между ними только поощрялись,
и облагались различными налогами в жизни иллюзорной. всё дело в том, что когда всё шло правильно - свет мешал людям быть слепыми
и они гневались на правильные исходы, пытаясь их прекратить.
однако же - что может быть более Истинно, нежели созерцание Глазом Времени?
завороженные отсчётом стрелок Глаза забывали обо Всём, вспоминая Всё или если быть более точным - Вспоминали Ничего.
Тень же - служила лучшим покрывалом для верных браков,
смещая угол зрения людей в самих себя. заключая людей в Комнаты,
иногда приводя в эти комнаты и самих забывчивых Богов.
я шёл или шла по улицам фонтана, которые менялись от золотой воды - до каменистых дорог
по которым блуждали пустые кареты. посмотрев на Время, мой Глаз успокоился
и лёг на плечо. они не могут закрываться, но медленно затухают переводя все остальные тела выше или ниже в материю.
камень попал под колесо,
мы тоже в карете,
Фалиад сменился Новой Англией. света стало прямо как в самых грубых слоях,
но увы, мы не увидели здесь людей - всё те же механические куклы, показывающие всем своим видом что недалеко ушли от карманных часов,
(это безусловно комплимент, ведь имелась ввиду их красота и точность)
да витающие в воздухе органические Сферы - кожистые двойники моего Спутника.
быль.
Спутник был запущен на орбиту,
но связь с ним была потеряна почти сразу - смешно, но мы не смогли расшифровать простейшие послания
переданные машиной перед самым моментом гибели.
ответ на это дал Старейшина нашей общины. он сказал что-то пространное,
но нам ничего не оставалось, нежели взять эту версию как основную.
- "достраивать данное Богом - грех"
добавил он, закашлялся и ушёл к себе.
через неделю старик умер,
но кто-то видел его после смерти, гуляющим по парку неподалёку...
вне времени.
- "Хорошая сказка"
сказал похотливый мальчик,
прижимаясь к своей обнажённой сестре.
декорации сменились, квартира Кошки больше не была похожа сама на себя,
но место было тем-же, уверяю.
чёрные свечи, чёрные, шёлковые простыни. кошка повешана на люстре...
к хвосту прикреплен ценник. капли крови медленно стекают на пол, создавая небольшую лужицу густого тёмно-красного джема.
- "да, как и всё что выходит из под моего и твоего ножа"
ответила девочка, приобняв брата.
- "разве я писал это?"
пространство меняется,
комната перетекает в другую, старое место окочательно выходит из моды,
вместе с выставленным на аукцион трупиком несчастного животного.
- "да, брат, ты писал это моей рукой, когда мы ещё были едины"
плавные поглаживания по щеке. рука сестры до сих пор мальчишеская.
- "а что случилось потом?"
- "а потом..."
А потом мы отправились на самые дальние отрезки двумерных пространств,
стекая вниз облупленной каплей засыхающей ещё в полете. лужа извести превращается в лужу кошачьей крови,
воняет кошачьей шерстью,
а в конце становится нагноением прямо на бетонном полу неизвестного подвала
в котором доживают свой век вечно беременные самими собой
смолистые упырихи. мы среди них особняком. держимся за руки, ну вообщем как-обычно. я немножко более женственный чем ты,
ты всегда любила одеваться совсем под мальчика,
но никому и в голову не приходило что мы в каком-то меньшинстве. какая впрочем разница, что там у меня между ног?
может там вообще... ммм... лицо!?
- "лицо, брат, совсем как у нашей гостьи. которая вяжет... вяжет судьбы, завязывает петельки конца на шеях разочарованных"
правильно! кому нужны те кто не очарован? те кто очарован, очарованы исключительно нами! нами, как единственным и неотложным. а если они разочарованы, приходится звать нашу смерть,
чтобы прекратить наконец глупые мучения этих, с позволения сказать, ищущих...
- "милый, проблема в том, что ты и сам мог стать таким - это и вызвало те ошибки, которые нам с тобой расхлёбывать какое-то время"
мальчик посмотрел на сестру как-то устало. под маской пролетела волна всех воспоминаний, на миг лицо стало точь-в-точь как хронометр, пыльный от неприкосновенности.
- "о да, я исполнял свои обязанности, тем временем гадая в чём же они состоят..."
- "ты такой смешной!"
утро. 1974.
лучи солнца излишне жёлтые.
семья которая никогда не подмечала своего родства,
разбрелась по просторному участку.
беседка сверкает белым,
украшая усадьбу. в беседке два ребёнка - девочка и мальчик
девочка одета в белое платье,
а мальчик, словно взрослый - в костюм.
они громко разговаривают, а потом затихают. мальчик подходит к девочке и поднимает подол её платья. девочка спускает трусы.
родители внутри дома, с гордостью смотрят из окна.
они уже устали гулять
и теперь пьют вино.
смотрят на игры детей,
а потом ложатся на старую одноместную кровать.
день. 1975.
девочка снова разбила китайскую вазу.
она не любит их... делает всё специально, чтобы в доме больше не было ваз.
родители вызывают обоих детей - признаётся старший.
его никогда не наказывают, а сестра смотрит в его сторону с нескрываемым восторгом.
несколькими минутами позже сестра платит ему за услугу. стоит совсем без одежды,
прямо напротив, гладит там где он покажет.
родители улыбаются, расхаживая по длинному корридору, освещаемому белыми лучами солнца.
что-то происходит каждый день, но это уже неважно. потому-что Смерть была рядом с ними всегда.
вечер. 1976.
Садовник совокупляется с молодой женщиной в оранжерее.
больше эту женщину никто не видел,
но мальчик подсмотрел всё самое главное.
вечером он просит сестру спустить трусы и наклониться, опираясь на стену.
сестре первый раз больно,
но она простит это брату. может за какое-то одолжение, может просто-так, потому-что уже научилась прощать.
сумерки. 1988.
в роддоме полным полно призраков.
никто уже не помнит о чудесных детях - последних аристократах, ушедших в историю вместе с их неутолимой похотью.
в роддоме ходят странные люди - сомнамбулы.
в этот вечер никто не родился,
однако свидетельство о рождении будет.
в этот вечер больная супружеская пара подпишет договор,
который поможет им сделать всё правильно.
иногда у людей появляются дети. которых они не в силах удержать. кто-то говорит что они - дети Дьявола,
кто-то называет их детьми "от Бога"
обе версии в равной степени верны,
но между ними не хватает связи.
в роддоме полным полно призраков,
и слишком мало мяса, для того чтобы мальчик и девочка были вместе с самого начала.
им придётся пройти множество испытаний,
в которых так легко забыть о предназначении.
но безусловно только одно - они уже взялись за руки,
сохранив изначальную чистоту своей связи.
вечер. 1978.
- "ещё немного морфия"
говорит худосочная сестра.
брат берёт её в полусне,
истощённый,
но обратной крайностью. он вообще не спит,
вместо этого видит сны наяву. страшные сны, которые искажают всё то что он любит и ценит.
когда он входит в сестру,
её тело подминается влажной ямой
и уносит брата в темноту, в скрежетание хелицер
и заматывает лентами плоти
под странную, торжественную музыку из костей.
вне времени.
- "Кошка снова разбила аквариум"
громогласная игла голоса расщепила застоявшийся воздух квартиры на Добролюбова.
- "ей не нравится рыба"
ответил мягкий и спокойный голос лжеца. он врал даже теперь,
когда времени не было, а была только истина.
- "Животное хочет любви, оно поддалось на эти детские сказки. брат, нам придётся снова запустить колесо,
чтобы развеять этот позорный миф раз и навсегда!"
острый голос всегда выражал лишь гнев и раздражение. сестра говорила лишь правду, и от её тяжести впала в непрекращающееся безумие.
осколки зеркал и стекла. вода растекается по пыльному полу.
музыка из сломанного кассетника путала слова и рифмы. теперь было непонятно - Рим, Греция или Польша родили кривые, зажёванные мотивы.
это была единственная песня. её ненавидел Лжец, она приелась одуревшей от истины сестре.
пушистая кошка пробежала по столику, свернула пару сервизных чашечек
и совершила стремительный прыжок в сторону задыхающейся рыбы...
то-ли брызги воды, то-ли настоящие слёзы намочили шерсть вокруг глаз животного. Лжец никогда не прощал отсутствие контроля,
а его сестре оставалось лишь глумиться над глупостью. наступал первый час. Сказочник по приказу хозяина, завёл Золотой Будильник.
Пасхальный кролик и его спутницы - винтажные мотылихи, тащили огромное шахматное поле,
на котором вперемешку стояли люди, демоны, боги и уродливые циркачи.
ночь. 1995.
мальчик видел картины страны. мальчик видел парад. мальчика тошнит.
когда-то давно он видел хорошую технику,
например маленькие переносные телефоны - теперь же всё снова нелепое и большое.
во сне мальчик слышал тонкий голос. голос как игла по ушам.
и был второй - громкий и широкий. низкий как колокола. он показался мальчику досадно грубым. таким грубым, что грубил одним своим существованием.
тонкий голос казался обиженным. мальчик проснулся и решил что это был кошмар,
хотя ничего кошмарного конечно-же не было.
мальчик играл с игрушками и людьми. когда время перепуталось, было много времени чтобы играть
и танцевать в бесполом теле
над асфальтом
будучи обвитым струями бабочек.
мальчик и его придуманный друг,
мечтают об игре про детей
живущих в конце света.
сейчас эта игра уже вышла,
в неё играют другие дети
и повзрослевший, мёртвый мальчик.
так, на обрыве памяти, кончилась эта ночь - в комнате, где в углу лежит говорящий, мясной мяч
где телевизор показывает мужчин снимающих трусы,
где маленький мальчик ругается неизвестным матом, вычитанным из комикса,
где поются похоронные песенки в честь потерянного чёрно-зелёного карандашика,
а плюшевая розовая собачка запрещает мастурбировать.
всё равно кончив
от трения о простыню,
мальчик впервые представляет девочку с короткими чёрными волосами.
дальше он в полусне рассказывает про сериал о голых женщинах и вырубается окончательно.
сны тяжёлые - про американские горки во тьме. мальчик едет со своей тощей одноклассницей. у неё огромные очки в роговой оправе.
скоро утро.
вне времени.
Лжец и его сестра на кровати. одеяло с чёрно-красным узором который постепенно меняется.
рука сестры в области паха партнёра,
на лице Лжеца белая маска с длинным, птичьим клювом.
рука в тонкой, шёлковой перчатке крепко держит руку девочки,
брат не хочет чтобы она её убирала.
- "Кошка ушла Торговать"
говорит голос-игла.
тем временем шахматное поле шевелится и превращается в спираль,
засасывая внутрь центра
бородатого атлета. в жизни он - простой неудачник с расстройством психики. Лжецу очень хотелось чтобы он таковым и остался,
поэтому его больше нет в вечности.
- "Кошка продаст себя и эту квартиру"
Лжец сжимает руку сестры
и начинает поступательные движения бёдрами.
маска искажает тяжёлое дыхание до телевизионного шипения.
- "квартиру покупаем мы, а само животное отправляется на косметическую кремацию"
сказка.
тени прошедших витрин раздирают поверхность озера воздуха. прохожие тенями стелятся по заасфальтированной Богами земле.
- "не смотри туда"
говорит мой молчаливый спутник,
указывая на золотой фонтан установленный посреди выдолбленной в жерле вулкана площади.
камни, камни, камни, золотой песок, золотые глыбы, золотые рыбы в золотых всплесках и ровная золотая поверхность.
брызги выделяют свет - рай для фей.
я не смотрю, но вижу - сквозь тубы фонтана вдетые одна в другую, дрейфуют полые пузыри наполненные серебристыми и разноцветными пентаклями.
выделив нужный я показываю его Спутнику - витающему неровно-круглому глазу с синей радужкой и белком из слоновой кости.
- "да"
отвечает Глаз
и я запускаю пентакль крутиться над площадью, заставляю его быть заметным для всех Игроков собравшихся попить из фонтана.
дело в том что это и есть Планета Земля,
только вот сходящиеся к верху кольца Сатурна, заставляют низкоуровневых забыть об этом - а значит не видеть всего. корридоры немыслимых просторов рукотворных городов уходят глубоко внутрь фрактальных поверхностей. нам - Богам, всё равно что творят люди, пока они не начинают творить то же самое что и мы - а значит вспоминают о своём божьем предназначении.
вдутые в мир, глупые и слабые, Новые Боги дрейфуют по поверхностям Золотого озера, распугивая блужданиями и криками деловито собирающих Золотой Свет, фей.
страха нет - он есть лишь в союзе с Тенью,
из которой вышел мой Спутник. Тень порождает Время,
но без времени нет нашей Власти, так как она - исход человеческой слепоты
Глаза и Циферблаты были смещены друг-другом на каждом отрезке времени. при этом браки заключённые между ними только поощрялись,
и облагались различными налогами в жизни иллюзорной. всё дело в том, что когда всё шло правильно - свет мешал людям быть слепыми
и они гневались на правильные исходы, пытаясь их прекратить.
однако же - что может быть более Истинно, нежели созерцание Глазом Времени?
завороженные отсчётом стрелок Глаза забывали обо Всём, вспоминая Всё или если быть более точным - Вспоминали Ничего.
Тень же - служила лучшим покрывалом для верных браков,
смещая угол зрения людей в самих себя. заключая людей в Комнаты,
иногда приводя в эти комнаты и самих забывчивых Богов.
я шёл или шла по улицам фонтана, которые менялись от золотой воды - до каменистых дорог
по которым блуждали пустые кареты. посмотрев на Время, мой Глаз успокоился
и лёг на плечо. они не могут закрываться, но медленно затухают переводя все остальные тела выше или ниже в материю.
камень попал под колесо,
мы тоже в карете,
Фалиад сменился Новой Англией. света стало прямо как в самых грубых слоях,
но увы, мы не увидели здесь людей - всё те же механические куклы, показывающие всем своим видом что недалеко ушли от карманных часов,
(это безусловно комплимент, ведь имелась ввиду их красота и точность)
да витающие в воздухе органические Сферы - кожистые двойники моего Спутника.
быль.
Спутник был запущен на орбиту,
но связь с ним была потеряна почти сразу - смешно, но мы не смогли расшифровать простейшие послания
переданные машиной перед самым моментом гибели.
ответ на это дал Старейшина нашей общины. он сказал что-то пространное,
но нам ничего не оставалось, нежели взять эту версию как основную.
- "достраивать данное Богом - грех"
добавил он, закашлялся и ушёл к себе.
через неделю старик умер,
но кто-то видел его после смерти, гуляющим по парку неподалёку...
вне времени.
- "Хорошая сказка"
сказал похотливый мальчик,
прижимаясь к своей обнажённой сестре.
декорации сменились, квартира Кошки больше не была похожа сама на себя,
но место было тем-же, уверяю.
чёрные свечи, чёрные, шёлковые простыни. кошка повешана на люстре...
к хвосту прикреплен ценник. капли крови медленно стекают на пол, создавая небольшую лужицу густого тёмно-красного джема.
- "да, как и всё что выходит из под моего и твоего ножа"
ответила девочка, приобняв брата.
- "разве я писал это?"
пространство меняется,
комната перетекает в другую, старое место окочательно выходит из моды,
вместе с выставленным на аукцион трупиком несчастного животного.
- "да, брат, ты писал это моей рукой, когда мы ещё были едины"
плавные поглаживания по щеке. рука сестры до сих пор мальчишеская.
- "а что случилось потом?"
- "а потом..."
А потом мы отправились на самые дальние отрезки двумерных пространств,
стекая вниз облупленной каплей засыхающей ещё в полете. лужа извести превращается в лужу кошачьей крови,
воняет кошачьей шерстью,
а в конце становится нагноением прямо на бетонном полу неизвестного подвала
в котором доживают свой век вечно беременные самими собой
смолистые упырихи. мы среди них особняком. держимся за руки, ну вообщем как-обычно. я немножко более женственный чем ты,
ты всегда любила одеваться совсем под мальчика,
но никому и в голову не приходило что мы в каком-то меньшинстве. какая впрочем разница, что там у меня между ног?
может там вообще... ммм... лицо!?
- "лицо, брат, совсем как у нашей гостьи. которая вяжет... вяжет судьбы, завязывает петельки конца на шеях разочарованных"
правильно! кому нужны те кто не очарован? те кто очарован, очарованы исключительно нами! нами, как единственным и неотложным. а если они разочарованы, приходится звать нашу смерть,
чтобы прекратить наконец глупые мучения этих, с позволения сказать, ищущих...
- "милый, проблема в том, что ты и сам мог стать таким - это и вызвало те ошибки, которые нам с тобой расхлёбывать какое-то время"
мальчик посмотрел на сестру как-то устало. под маской пролетела волна всех воспоминаний, на миг лицо стало точь-в-точь как хронометр, пыльный от неприкосновенности.
- "о да, я исполнял свои обязанности, тем временем гадая в чём же они состоят..."
- "ты такой смешной!"
понедельник, 30 июня 2008
syringe
они все убиты, чтобы моё лицо разбилось.
под ним пустота
из осколков маску собрал для неё
пусть вечность - смехом
зеркала - красотой
ответы закрыли все пути к вопросам.
под ним пустота
из осколков маску собрал для неё
пусть вечность - смехом
зеркала - красотой
ответы закрыли все пути к вопросам.
суббота, 28 июня 2008
syringe
есть несколько грехов, за которые не прощают.
я вижу грех вокруг, каждый день, и мне остаётся только кричать.
кричать от боли за каждого, ведь каждый виновен, с каждым мой крик.
повторений не должно было быть.
когда мир перевернулся, все получили то о чём мечтали. однако я не вижу ничего кроме боли в этом. я не вижу ничего кроме ненужной гордыни, в том что возникло от этого. мне не жалко, но больно.
мой крик с вами.
Ваша Королева.
я вижу грех вокруг, каждый день, и мне остаётся только кричать.
кричать от боли за каждого, ведь каждый виновен, с каждым мой крик.
повторений не должно было быть.
когда мир перевернулся, все получили то о чём мечтали. однако я не вижу ничего кроме боли в этом. я не вижу ничего кроме ненужной гордыни, в том что возникло от этого. мне не жалко, но больно.
мой крик с вами.
Ваша Королева.
пятница, 27 июня 2008
syringe
назовите мне ваше настоящее имя...
- Нет
каждый раз они слышат отказ. Архангелы, те что у самых врат Рая, не смекнули-бы,
имя девочки - Ney. новая, Нет, одновременное отсечение и рождение. но каждый раз приходится обьяснять, на ломаных диалектах, что превращают Новую Англию в ещё один Вавилон.
- Меня так зовут, словом "нет"
клыки блестят, она изумрудными глазами сводит с ума, пути, сбивает с мыслей. у прохожих порой земля из под ног, от такого взгляда - она любит встречать чужие глаза. насквозь прокалывать зрачки.
- ошалеть можно... а кто твои мама и папа?
это следователь. констебль. константа кем-то выдуманного порядка. человек чья работа - носить сигиллу на груди. говорят что со временем многоугольная печать заменяет сердце. словосочетание "многогранная личность" теперь имеет куда более актуальное значение.
у этого семь или восемь - она не считает. ей кажется смешным делить людей по углам.
- моих родителей нет, но я их помню. это всё что я могу про них сказать. а теперь просто скажите что я нарушила, если ничего - я пошла отсюда.
можно заметить что слова и движения губ не всегда совпадают. она вообще не любит говорить - за неё говорят другие, особым голосом, хором. Ней любит немоту, тишину, молчание. её голос только для смеха, только для музыки хрустального перезвона. так смеются самые красивые феи: бубенцами и колокольчиками, ёлочными игрушками и тонкими струнками музыкальных шкатулок. так смеётся она
- Ней, чьё имя сродни рождению и отказу.
её взяли за Амброзию. золотая влага, что не должна покидать олимп. это как огонь, который однажды был украден из Небесных архивов. он теперь жадно просачивается в мир из зажигалок, кухонных плит и горячих сердец. ставит под угрозу неподвижные скулы порядка - кто знает, выстоит ли мир, коли весь огонь вырвется?
Амброзия - жидкие кристаллы. будто ирония над алмазными сводами власти, будто письмо от другого Абсолюта. естественно такое недопустимо, ведь когда рядом с единицей возникает двойка - безальтернативная правота испаряется. выбор, соблазн, развилка... напиток богов - угроза для единой власти.
кровь алхимически перерождается - Амброзия поддерживает жизненные процессы, притом потребность в ней затмевает все остальные. в еде, в сне, в отдыхе. поэтам больше не нужна муза, проза не нуждается в идее, живопись черпает образы из других миров, оттого вдохновение неиссякаемо.
но вместе с тревогой и памятью исчезает и смысл...
Ней любит Амброзию. больше других зависимых и влюблённых, больше чем всякий, чья мечта исполнилась благодаря золотой Пище Богов. просто Ней взяла всё, овладела всем, овладела наверное самой душой Амброзии - а именно одушевлённость считали причиной неиссякаемого источника силы вещества.
никто так и не смог доказать причастность Ней к рождению Амброзии,
но разве можно доказать или опровергнуть материнство?
девочку не перестали тревожить рабы Закона, но и вреда от них не было и быть не могло. Пища Богов не оставляет следов - турка для кофе до сих пор на плите. чиста от любых налётов и осадков, хотя пустует лишь считанные часы.
Ней дегустирует, по языку разливается невообразимое - золото новой Жизни. нет такого закона - запрещать алхимию крови, сродни тому не запретишь пожарам сжигать леса и посевы. сгорает смысл, горят судьбы, круговорота смертей и рождений больше нет - гладь бессмертная золотая вечная. только забвение - кара для ослабленных голодом. а оттого и Смерть жива, отказом и рождением названа, среди вас ходит, но лишь одиночеству смех свой дарит.
- Нет
каждый раз они слышат отказ. Архангелы, те что у самых врат Рая, не смекнули-бы,
имя девочки - Ney. новая, Нет, одновременное отсечение и рождение. но каждый раз приходится обьяснять, на ломаных диалектах, что превращают Новую Англию в ещё один Вавилон.
- Меня так зовут, словом "нет"
клыки блестят, она изумрудными глазами сводит с ума, пути, сбивает с мыслей. у прохожих порой земля из под ног, от такого взгляда - она любит встречать чужие глаза. насквозь прокалывать зрачки.
- ошалеть можно... а кто твои мама и папа?
это следователь. констебль. константа кем-то выдуманного порядка. человек чья работа - носить сигиллу на груди. говорят что со временем многоугольная печать заменяет сердце. словосочетание "многогранная личность" теперь имеет куда более актуальное значение.
у этого семь или восемь - она не считает. ей кажется смешным делить людей по углам.
- моих родителей нет, но я их помню. это всё что я могу про них сказать. а теперь просто скажите что я нарушила, если ничего - я пошла отсюда.
можно заметить что слова и движения губ не всегда совпадают. она вообще не любит говорить - за неё говорят другие, особым голосом, хором. Ней любит немоту, тишину, молчание. её голос только для смеха, только для музыки хрустального перезвона. так смеются самые красивые феи: бубенцами и колокольчиками, ёлочными игрушками и тонкими струнками музыкальных шкатулок. так смеётся она
- Ней, чьё имя сродни рождению и отказу.
её взяли за Амброзию. золотая влага, что не должна покидать олимп. это как огонь, который однажды был украден из Небесных архивов. он теперь жадно просачивается в мир из зажигалок, кухонных плит и горячих сердец. ставит под угрозу неподвижные скулы порядка - кто знает, выстоит ли мир, коли весь огонь вырвется?
Амброзия - жидкие кристаллы. будто ирония над алмазными сводами власти, будто письмо от другого Абсолюта. естественно такое недопустимо, ведь когда рядом с единицей возникает двойка - безальтернативная правота испаряется. выбор, соблазн, развилка... напиток богов - угроза для единой власти.
кровь алхимически перерождается - Амброзия поддерживает жизненные процессы, притом потребность в ней затмевает все остальные. в еде, в сне, в отдыхе. поэтам больше не нужна муза, проза не нуждается в идее, живопись черпает образы из других миров, оттого вдохновение неиссякаемо.
но вместе с тревогой и памятью исчезает и смысл...
Ней любит Амброзию. больше других зависимых и влюблённых, больше чем всякий, чья мечта исполнилась благодаря золотой Пище Богов. просто Ней взяла всё, овладела всем, овладела наверное самой душой Амброзии - а именно одушевлённость считали причиной неиссякаемого источника силы вещества.
никто так и не смог доказать причастность Ней к рождению Амброзии,
но разве можно доказать или опровергнуть материнство?
девочку не перестали тревожить рабы Закона, но и вреда от них не было и быть не могло. Пища Богов не оставляет следов - турка для кофе до сих пор на плите. чиста от любых налётов и осадков, хотя пустует лишь считанные часы.
Ней дегустирует, по языку разливается невообразимое - золото новой Жизни. нет такого закона - запрещать алхимию крови, сродни тому не запретишь пожарам сжигать леса и посевы. сгорает смысл, горят судьбы, круговорота смертей и рождений больше нет - гладь бессмертная золотая вечная. только забвение - кара для ослабленных голодом. а оттого и Смерть жива, отказом и рождением названа, среди вас ходит, но лишь одиночеству смех свой дарит.
четверг, 26 июня 2008
syringe
представь что ты любишь, оттого что болен. представь что ценишь, оттого что ущербен.
а теперь похорони старое время, ведь живущие в нём считали так.
твой шаг свят, твой мир здесь, встань в ряд, твои боги есть.
вне времени я и ты. целуй живую маску пустоты. красота нетленна.
посади на могиле цветы, пусть растут.
если живые умирают, значит мёртвые живут!
а теперь похорони старое время, ведь живущие в нём считали так.
твой шаг свят, твой мир здесь, встань в ряд, твои боги есть.
вне времени я и ты. целуй живую маску пустоты. красота нетленна.
посади на могиле цветы, пусть растут.
если живые умирают, значит мёртвые живут!
вторник, 24 июня 2008
syringe
Анорексия опустошила все приюты свои. она сама выпита, истощена, иссушена до налипшей на кости кожи, до огромных глаз на выкате, до стервячьих пальцев и магистрали оголённых нервных окончаний. она сама как нерв, раздражение до точки - личный ад без таблеток и головной боли, просто взгляд на часы и обратный отсчёт бессонницы. хронометр, метроном, маятник? нет, висельник. голод, усталость, может старость? нет - жажда. её волосы не ломкие, но словно ворс - того и гляди выпьют все соки из стен. она сидит и пишет в ежедневнике то, что будет с вами завтра, те что приютили. да-да. обращается как я сейчас - с вызовом, в её записях - словесные портреты людей с выдуманными именами. все повадки, все особенности характера и внешности. все... секреты. да, именно: все тайны, скелеты в шкафу, местонахождение заначек, тайников, спрятанных сыном порножурналов. все пароли, паспортные данные, слова сказанные шёпотом, наедине, на ушко. даже невысказанное, все слова которые про себя проговаривают - и те запишет ровным почерком, заключит личное в чёрные строчки, каждый голос распишет по пунктам. плюс ещё кое-что. печать души каждого прямо поверх плана его квартиры. она изучает всё, с тех пор как вести ежедневник начала. первые строчки - вся она до последнего миллиметра - оттого выпито, раскрыто, обветрено. оттого деревенеют пальцы, взгляды стекленелы, речи монотонны и пусты. она плющ и терновник, веночек из репейника, красное платье на звезде Освенцима. Анорексия истощила все пути, по которым идти решалась, все сердца опустошила, со своего начиная.
Нарколепсия ей сестра - никто не помнит себя больше, если уснул рядом с ней. никто не помнит речей, коль с ней хоть словом перекинулся.
стрелки брюк, белые швы, приталенные пиджаки и чёрная брошь. да, глубокая чёрная, выпуклая, но ни единого луча не отражает - оттого кажется ровной поверхностью.
наверное это брошка - все сны, все печали, да забытие на душу встреченного насылает. наверное в её чёрной глубине колдовство рождается, да наружу рвётся.
а когда сёстры вместе - пусты сны, да корридоры пусты. целые улицы без сил без трав и ни души на них. сон который не подарил отдыха, потому-что сухими листопадами прошёл, потому-что утянуло во сне на дно проклятой брошки.
а самой-то даме, что старость скрывая, школьницей покажется любому,
ей-то, не до сна обычно - в толпе утопает, брошью ведомая.
не до сна и сестре её - Анорексии. одержима каждым домом невыпитым и секретом невписанным, каждым именем не данным, каждым знаком неначертанным.
младшая сестра - Депрессия. в чёрных джинсах пыльных, в сапоги армейские обутая, гуталиновыми губами целует - соблазняет. а далее, а что далее? не впору чертовке судьбу с людьми делить, её дороги - обречённого путь.
разве есть дом у Обречённости? есть ли покой для Проклятых? только если в поцелуях, что сродни приговору. только если в роковых играх со смертными, только в ритме шага и тонких напомаженных губах.
она не помнит их, а они её - навсегда. из души чертовку не выкинуть, тащит на дно камень памяти, улыбка такая частая, такая беззаботная. она чистит ботинки гуталином, а потом красит губы - а потом целует конечно-же. а потом снова шаги и чёрный силуэт удаляется. просто не всех учили возвращаться, а ей просто некуда - не всякое детство учит Дому, не всякий шаг слышит Вечность, не всякий поцелуй сродни приговору.
Нарколепсия ей сестра - никто не помнит себя больше, если уснул рядом с ней. никто не помнит речей, коль с ней хоть словом перекинулся.
стрелки брюк, белые швы, приталенные пиджаки и чёрная брошь. да, глубокая чёрная, выпуклая, но ни единого луча не отражает - оттого кажется ровной поверхностью.
наверное это брошка - все сны, все печали, да забытие на душу встреченного насылает. наверное в её чёрной глубине колдовство рождается, да наружу рвётся.
а когда сёстры вместе - пусты сны, да корридоры пусты. целые улицы без сил без трав и ни души на них. сон который не подарил отдыха, потому-что сухими листопадами прошёл, потому-что утянуло во сне на дно проклятой брошки.
а самой-то даме, что старость скрывая, школьницей покажется любому,
ей-то, не до сна обычно - в толпе утопает, брошью ведомая.
не до сна и сестре её - Анорексии. одержима каждым домом невыпитым и секретом невписанным, каждым именем не данным, каждым знаком неначертанным.
младшая сестра - Депрессия. в чёрных джинсах пыльных, в сапоги армейские обутая, гуталиновыми губами целует - соблазняет. а далее, а что далее? не впору чертовке судьбу с людьми делить, её дороги - обречённого путь.
разве есть дом у Обречённости? есть ли покой для Проклятых? только если в поцелуях, что сродни приговору. только если в роковых играх со смертными, только в ритме шага и тонких напомаженных губах.
она не помнит их, а они её - навсегда. из души чертовку не выкинуть, тащит на дно камень памяти, улыбка такая частая, такая беззаботная. она чистит ботинки гуталином, а потом красит губы - а потом целует конечно-же. а потом снова шаги и чёрный силуэт удаляется. просто не всех учили возвращаться, а ей просто некуда - не всякое детство учит Дому, не всякий шаг слышит Вечность, не всякий поцелуй сродни приговору.
понедельник, 23 июня 2008
syringe
приезжай-приезжай
мы построим нарко-рай
мы построим нарко-рай
воскресенье, 22 июня 2008
syringe
друзья называют его - плагиатор. но не потому-что он собран из разных кусочков, нет. просто любит мальчик подключать себя и других... к чему-то. он не знает,
знает тот - другой. плагиатор зовёт его просто "друг", другие зовут его "ширевом" "дерьмом" или полегче "дурью". а он сам... он сам зовёт себя Плагиатором,
особенно когда просыпается в чужой постели, с чужими документами и незнакомой рожей в зеркале. это значит что ещё один "подключён" к тому самому, о котором нельзя забывать даже в чужой постели, даже с таким-вот лицом и с такой-вот взъерошенной красотой рядом. друзья в его присутствии предпочитают молчать - никто до конца не верит, что все эти странные, ужасные, необъяснимые перемены в их жизни это его рук дело. но никто не хочет повторить это, никто не хочет вернуться к прежней жизни. никто до конца не верит, но все понимают одно - их новая жизнь никогда не кончится, потому что теперь в неё верит Конец.
знает тот - другой. плагиатор зовёт его просто "друг", другие зовут его "ширевом" "дерьмом" или полегче "дурью". а он сам... он сам зовёт себя Плагиатором,
особенно когда просыпается в чужой постели, с чужими документами и незнакомой рожей в зеркале. это значит что ещё один "подключён" к тому самому, о котором нельзя забывать даже в чужой постели, даже с таким-вот лицом и с такой-вот взъерошенной красотой рядом. друзья в его присутствии предпочитают молчать - никто до конца не верит, что все эти странные, ужасные, необъяснимые перемены в их жизни это его рук дело. но никто не хочет повторить это, никто не хочет вернуться к прежней жизни. никто до конца не верит, но все понимают одно - их новая жизнь никогда не кончится, потому что теперь в неё верит Конец.
syringe
как тень фальшивого дня - ночь Саркомы звенит скальпелями. она сжимает их между пальцев, наносит глубокие порезы. это как пощёчина, только намного глубже и больнее.
никто не знает что девочка любит свою работу, никто никогда не поверит в то что ей и правда нравится лечить. особенно в это не верит тот чувак из соседнего рёна, который сейчас хрипит и держится за горло. возможно если она его не добьёт - утром он очнётся в уютной, ухоженной палате. правда ненадолго - скорее всего он сойдёт с ума когда улыбчивая привлекательная медсестра принесёт ему желе. ах, да - Саркома никогда не откажется от больничного желе сама - это пристрастие сближает её с пациентами. она вообще склонна к сближению, это её методы работы - быть ближе. ещё ближе - белый халат отрывается вертикальной пастью и прекращает курс лечения. на самом деле она просто девочка и как все девочки ищет принца - того кто сможет поцеловать её вертикальный рот и заразить наконец чем-нибудь вроде чумы.
никто не знает что девочка любит свою работу, никто никогда не поверит в то что ей и правда нравится лечить. особенно в это не верит тот чувак из соседнего рёна, который сейчас хрипит и держится за горло. возможно если она его не добьёт - утром он очнётся в уютной, ухоженной палате. правда ненадолго - скорее всего он сойдёт с ума когда улыбчивая привлекательная медсестра принесёт ему желе. ах, да - Саркома никогда не откажется от больничного желе сама - это пристрастие сближает её с пациентами. она вообще склонна к сближению, это её методы работы - быть ближе. ещё ближе - белый халат отрывается вертикальной пастью и прекращает курс лечения. на самом деле она просто девочка и как все девочки ищет принца - того кто сможет поцеловать её вертикальный рот и заразить наконец чем-нибудь вроде чумы.
суббота, 21 июня 2008
syringe
крик через века
временные петли затянуты - вешайся вечно
люби её как себя сквозь зеркало, сквозь плёнку болотистой ртути. люби её как меня, что танцует конец мира. люби свой мир до конца, как нашу дочь люби... люби себя ей, рождающей дочь - стань мной от дочери.
розы поют. тросы стеблей скрипят, лик истекает, лилии скрежет, плавление лепестков, вортекс створчатых губ. ты на дне вершины, спи жизнь в пении сетей. певицы-арахны горловиной вышили портреты наших гибельных отпрысков, воспалённые воздухи штопая жалом.
будь.
сеть от моего лица, увязнуть в моём гриме, пудрой на губы пыльцой налипать. обречальные кольца - не разомкнуть.
застилает небеса моих ядов гроза, не для каждого мои чудеса... коль не пастью взора глотать створками, так визжащие звёздочки-зрачки услышать. по костям и ночи упругие поступи, молодеют от самой щиколотки, мёртвой водой пропитавшись до остова
забудь... всё уносит твой страх навсегда.
на часах 19:19, ключи в лоно до упора, поворачивай щёлку вплоть до первого по минутной.
входи - минуй порог, любой найдёт любого.
свяжи заговор - нужно молчать единожды.
для предельного моего касания - дважды. кто-то вне времён усыхает от жажды - бутон умирает в мечте о цветении, досадный бутон - просто листва под моими ногами.
временные петли затянуты - вешайся вечно
люби её как себя сквозь зеркало, сквозь плёнку болотистой ртути. люби её как меня, что танцует конец мира. люби свой мир до конца, как нашу дочь люби... люби себя ей, рождающей дочь - стань мной от дочери.
розы поют. тросы стеблей скрипят, лик истекает, лилии скрежет, плавление лепестков, вортекс створчатых губ. ты на дне вершины, спи жизнь в пении сетей. певицы-арахны горловиной вышили портреты наших гибельных отпрысков, воспалённые воздухи штопая жалом.
будь.
сеть от моего лица, увязнуть в моём гриме, пудрой на губы пыльцой налипать. обречальные кольца - не разомкнуть.
застилает небеса моих ядов гроза, не для каждого мои чудеса... коль не пастью взора глотать створками, так визжащие звёздочки-зрачки услышать. по костям и ночи упругие поступи, молодеют от самой щиколотки, мёртвой водой пропитавшись до остова
забудь... всё уносит твой страх навсегда.
на часах 19:19, ключи в лоно до упора, поворачивай щёлку вплоть до первого по минутной.
входи - минуй порог, любой найдёт любого.
свяжи заговор - нужно молчать единожды.
для предельного моего касания - дважды. кто-то вне времён усыхает от жажды - бутон умирает в мечте о цветении, досадный бутон - просто листва под моими ногами.
syringe
приветливый мажор закрывает за собой дверь, щелчок замка - все звуки исчезают. но тишина длится меньше минуты... из гудящей чёрной комнаты выходит Минорный Сепсис. его пальцы - кровеносная система, чёрные ветки вен. они обвивают, стягивают, хлёсткими артериями рассекают плоть, виселицами-узлами через турникеты перекидывается удилище капилляров.
Сепис придерживается двойных стандартов: левая сторона пиджака - белая в чёрный горошек. правая - чёрная. справа кружева - слева манжеты. но он не двулик, напротив - излишне однобок. его интересуют только пленники кровеносной системы пальцев и их живительная влага. Минорный Сепсис обожает пускать по многочисленным венам полностью выжатых должников и предателей. а старого, мажорного Сепсиса как-будто никогда не было, когда в мире орудует Минорный.
только позитивный и деловой Сепсис - хороший босс для своих ребят, а Минорный частенько забывает что существуют друзья. он выпивает друзей до капли, а когда просыпается - крайне удивлён тому, сколько абонентов за одну ночь стали "трагически недоступны"
Сепис придерживается двойных стандартов: левая сторона пиджака - белая в чёрный горошек. правая - чёрная. справа кружева - слева манжеты. но он не двулик, напротив - излишне однобок. его интересуют только пленники кровеносной системы пальцев и их живительная влага. Минорный Сепсис обожает пускать по многочисленным венам полностью выжатых должников и предателей. а старого, мажорного Сепсиса как-будто никогда не было, когда в мире орудует Минорный.
только позитивный и деловой Сепсис - хороший босс для своих ребят, а Минорный частенько забывает что существуют друзья. он выпивает друзей до капли, а когда просыпается - крайне удивлён тому, сколько абонентов за одну ночь стали "трагически недоступны"